Видок. Цена жизни  - Григорий Шаргородский

Жуткий, какой-то животный вой вязкой патокой разлился по лесу, заставляя мой желудок испуганно заурчать. С большим усилием в этом звуке можно было различить голос женщины. Голос, наполненный запредельной болью и горем. Из куста, поросшего какими-то розовыми цветочками, вышла прятавшаяся там Фурсова. В обтягивающих стройное тело кожаных лосинах и зеленом кафтанчике она выглядела не менее эффектно, чем в платье, но все очарование портили совершенно обезумевшие глаза и перекошенное лицо.

А дальше повторилась ситуация, возникшая во время штурма дома, где проводилась оргия. Правда, теперь уже со значительно бо́льшим размахом, и давила ведьма не похотью, а обуревавшими ее саму болью и отчаянием.

Похоже, страх и горе сорвали в ментальном даре ведьмы какую-то пломбу, и дикая мощь выплеснулась наружу. Скрутило всех – и слабо защищенных казачков, и даже Зоряна. Да чего уж там – специально снаряженных для подобных схваток жандармов повалило, словно снопы пшеницы сильным ветром. А вот мне хоть и стало плохо и тоскливо, но не так чтобы сильно. Амулет профессора раскалился, обжигая кожу, и все же сдержал ментальный удар.

Все мышцы тела протестующе ныли, но это не помешало мне вытащить «крашер» с резиновыми пулями в барабане и с чувством полного удовлетворения четыре раза пальнуть в живот ведьме. Стоявшая в эффектной позе с раскинутыми в стороны руками Фурсова сложилась, словно сломанная кукла, и кулем рухнула на землю.

Мои соратники начали приходить в себя. Не удивлен, что первым очнулся Зорян. Он, пошатываясь, подошел к сыну и напряженно замер над ним, а затем повел себя так, словно обезумел. Вместо того чтобы броситься помогать отпрыску, ведьмак тут же от души шлепнул ладонью по вихрастому затылку и пошел ко мне.

Парень за его спиной наконец-то разогнулся и отбросил в сторону зажатый в руке болт.

Ай, хороша кольчужка. Зря я до сих пор игнорировал Зоряна, испугавшись его дурной славы. Нужно срочно исправляться и налаживать максимально теплые отношения.

Подойдя ближе, ведьмак вперился взглядом в мою грудь:

– Знатная вещица у тебя, Дормидонтыч. Дашь посмотреть?

Обращение, которое было придумано, дабы прощупать мою адекватность, видимо, закрепилось. Впрочем, я не возражал.

– Покажу, конечно, но позже. Только осторожнее. Вещь полезная и досталась в подарок от друга.

– Когда я сотворил свой первый артефакт, ты еще не родился, – притворно нахмурился ведьмак. – Разберемся.

Злые как черти казаки, ускоряясь, побежали вперед. А вот к Дмитрию Ивановичу окончательно вернулось благоразумие. Вместо того чтобы ринуться в новую атаку, он решил помочь юному ведьмаку, коль уж родной отец наплевал на проблемы непутевого отпрыска.

– Ведьму не помни́те! – запоздало всполошился я, отметив злость станичников.

Но переживания оказались напрасными – жандармы уже паковали скулящую Фурсову.

До основного лагеря заговорщиков пришлось пройти еще метров сто под аккомпанемент выстрелов. Мы с Зоряном перешли на бег, но можно было уже не спешить. Станичники и шатуны быстро расправились с дюжиной охранников-ведьмаков, а никого другого на острове и не было. Лагерь тоже не впечатлял, но в шести больших полуземлянках наверняка можно найти много интересного и ценного.

Меня же больше интересовало то, что осталось за спиной.

– Проследите, пожалуйста, за казаками. Плохо не то, что к их рукам может что-то прилипнуть, хуже, если это самое прилипшее оторвет шаловливые ручонки к такой-то матери.

Зорян понимающе улыбнулся в бороду и направился к разоряющим лагерь казакам.

На обратном пути я наткнулся на уныло бредущего юного ведьмака и решил воспользоваться случаем:

– Ты как?

– Нормально, – неприязненно произнес сынок Зоряна и добавил сквозь зубы: – Ваше благородие.

Ничего, сейчас мы проверим, злобствует парень из-за неудачи или по причине изначально мерзкого характера.

– Можешь называть меня Игнатом, не такая уж я большая шишка, – с неким намеком предложил я.

Парень смущенно засопел и проворчал:

– Пахомом тятя назвал.

– Ну, будем знакомы, Пахом. – Открыто улыбнувшись, я протянул юному ведьмаку руку, которую он крепко пожал.

Нормальный парень, просто еще неопытный и весь как огурец – зеленый и в колючих пупырышках.

– Ты поторопись, отцу может понадобиться помощь.

Посмотрев вослед торопливо убежавшему Пахому, я тоже перешел на бег и вскоре оказался на поляне, где жандармы пытались привести в чувство сомлевшую ведьму. Хотя, нужно отдать должное, наручники и миленький такой ошейник они на нее все же благоразумно нацепили.

В данный момент Савушкин совершал попытки вернуть ведьму в сознание, как это делают кавалеры на балах с сомлевшими дамами, – дул на нее и легонько встряхивал.

Да уж, жандармы порой пугают меня своей непредсказуемостью.

Мы не на балу, и галантным я бываю, только если сам того захочу, так что, чуть изменив маршрут движения, подошел к оставшейся после позавчерашнего дождя луже и щедро зачерпнул оттуда жидкой грязи.

Вот этот комок я и уронил на миленькое личико ведьмы.

О, смотри, как быстро очнулась!

В шоке были все, кроме самого исполнителя волшебного фокуса. Ведьма зашипела рассерженной кошкой и скованными спереди руками попыталась очистить лицо. С грязью это дело получалось крайне непродуктивно.

У меня не было ни малейшего желания унизить эту женщину, а вот вывести ее из равновесия очень даже хотелось.

– Как хорошо, что вы очнулись, госпожа Фурсова, – начал я экспресс-допрос, не дожидаясь возмущенных воплей от своих более воспитанных союзников. – У меня есть к вам очень выгодное предложение. Вы рассказываете все о своих преступлениях и выдаете истинного заказчика всего творимого в Топинске безобразия, а в качестве ответной любезности я приложу все силы, чтобы суд учел ваше чистосердечное признание и содействие следствию.

В ответ ведьма прекратила размазывать грязь по лицу, зловеще улыбнулась и плюнула в меня.

Экая мастерица, но не виртуоз.

Плевок попал на мою одежду где-то в районе груди, но особого ущерба наряду не нанес, потому что после всех этих побегушек по острову он и так был испачкан до предела.

Реакция женщины меня не особо удивила – она явно была уверена, что Матюхин вытащит ее из рук правосудия. А вот то, что после слов о покровителе напрягся Савушкин, заставило меня задуматься. К делу я его привлек не только из-за антимагических кандалов, но и в качестве свидетеля. Но так ли уж нужно подставлять единственно известного мне нормального человека в жандармском корпусе?

– Родион Николаевич, я не уверен, что вам стоит слышать предстоящий нам с госпожой Фурсовой разговор.

– Игнат Дормидонтович, это моя арестованная, и расследовать ее преступление будет седьмое отделение, – официальным тоном возразил жандарм.